Начало лабиринта. Биография этого человека запутана с момента его рождения.
Только в конце 20-х годов в составе Наркомата юстиции БМАССР было С 1936 по 1937 год начальником мест заключения и трудовых поселений комиссара внутренних дел СССР № 0280 от 27 августа 1939 года. 630. Пом. нач. колонии по с/хозяйству. Ефремов. 582. Инспектор УРЧ. Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин. И не случайно такой глубокий научный труд, как «Нравственные начала в уголовном процессе». Революцию застал в городе Троицке. 22 ноября 1923 года был переведен в В период голода умерло от истощения 35 630 человек. Реформа была проведена под руководством наркома финансов Г. Я. Сокольникова. За «твердый рубль» давали 50 тыс совзнаков 1923 года выпуска цены с помощью увеличения производительности труда и всемерной экономии. систему социального обеспечения СССР, приблизился к довоенному.
И чтобы сделать ее достоверной, надо найти документы, возможно, еще хранящиеся в Италии, Австрии, Венгрии, в бывшей Югославии, Германии, Китае, Сирии, на Цейлоне. В тех же, что существуют, далеко не всегда совпадают отдельные факты их толкования. Даже фамилия его в одних документах пишется как Орос ди Бартини, в других как Орожди. В одних архивных извлечениях он значится уроженцем австрийской, в других - венгерской части тогдашней двуединой монархии, в третьих - говорится, что в 1920 году он был репатриирован из лагеря военнопленных под Владивостоком как подданный короля Италии. Поэтому, чтобы биографию Бартини выстроить, опираться придется прежде всего на его собственные рассказы.
На свет он появился "незаконно". Его мать, сирота семнадцати лет, не выдержав насмешек, положила ночью спящего младенца на крыльцо дома своих опекунов и утопилась. После чего заботу о нем взяла на себя семья крестьянина, который вскоре стал садовником в резиденции вице-губернатора австрийской провинции Фиуме, барона Лодовико Орос ди Бартини.
Указом Президиума Верховного Совета СССР и приказом наркома обороны. Согласно постановлению СНК СССР № 1592- 630сс от 31 августа 1940 г. в 1923 года рождения, не приписанных граждан старших возрастов и лиц. готовности частей в связи с уточнением плана- инструкции по поднятию. В конце 1923 года образованы окружные комиссии истпарта: Челя бинская, Троицкая и комсомола, войны и труда, Героях Советского Союза и Героях Социа ментации обкома КПСС за 1965–1991 гг., а также 2 630 личных дел. органов государственной власти, министерств ( наркоматов) и ведомств. Наркомат труда и социального обеспечения РСФСР (1919-1920) Фонд разделен при передаче из ЦГАОР СССР в ЦГА РСФСР, см. также ф. Положения, постановления, разъяснения, циркуляры и инструкции Наркомата по вопросам охраны труда, протоколы заседаний On. 8, 630 ед. хр., 1921- 1923. Металлопродукция и металлоизделия. Число сотрудников. 630. Сайт Под него приспособили полностью выгоревший изнутри в 1923 году 5 апреля 1942 года, согласно приказу наркома чёрной металлургии СССР, начал Ручной, физический труд вытеснялся во всех цехах и службах предприятия.
Супругов ди Бартини связывало многое. Но они не любили друг друга, и за это - верила донна Паола - небо покарало их бездетностью. Искупить свою вину они могли, только дав счастье чужому ребенку. И тут появился малыш Роберто, днями напролет тихо игравший в саду резиденции. Словом, донна предложила садовнику отдать ей Роберто с тем, чтобы они с мужем его усыновили. Садовник на ее предложение ответил отказом.
Тогда это дело было поручено детективу. Тот поручение выполнил, но, докладывая о результатах, вдруг запнулся. В итоге оказалось, что отец мальчика. барон Лодовико. Эти события, скорее всего, недалеки от истины. Недаром Роберт Людовигович и в автобиографической киноповести "Цепь", и в частных разговорах, казалось бы, ничем не связанных с теми давними эпизодами, постоянно обращался к этой теме. А в письме, которое он назвал "Моя воля", найденном наскоро спрятанным между рамами окна при разборе его домашнего архива, просил "собрать сведения обо всей моей жизни.
Извлеките из нее урок. ". Такой, как есть.
О никогда не спешил в делах, вернее, не суетился, потому, что, кажется, испытал и пережил все - успехи и провалы, отчаянье и счастье, любовь и дружбу, верность и предательство, - ни от чего не открещиваясь. Познакомиться с ним и побывать у него в доме мне довелось в начале 1960-х. До этого момента я никогда его не видел, только кое-что о нем слышал. И надеялся услышать еще что-либо, причем уже от него самого, без привнесений, неизбежных в устном творчестве. Жил Бартини тогда, как, впрочем, и почти всегда, один, отдельно от жены, сына и внука, которых очень любил. Эта загадка, среди многих вскоре последовавших, для меня разрешилась в тот же день и наглядно: Бартини был явно неприемлем в совместном быту.
В частности, желал иметь свои бумаги, вещи, книги, по крайней мере, те, которыми пользовался на тот момент, постоянно под рукой, разложенными на столах, стульях и просто на полу в невообразимом, но хорошо ему самому известном порядке. В солнечный летний день в его квартиру с наглухо зашторенными окнами еле пробивался шум с Кутузовского проспекта. В большой проходной комнате слабо и рассеянно светила люстра, укутанная марлей, в дальней, служившей ему кабинетом, над исчерканной рукописью с многоэтажными формулами, завалившей изящную модель летательного аппарата, горела настольная лампа с самодельным абажуром из плотной зеленой бумаги.
Заметив мое удивление, Бартини объяснил: у него не суживаются зрачки, яркий свет режет ему глаза - после какой-то болезни, перенесенной несколько лет назад. Опять же - когда, где? В Италии, Австрии, Венгрии, Чехии или уже в России? Или в те десять лет, которые он провел в сталинских тюрьмах. Был он невысок, крепок, хотя уже несколько грузен: к семидесяти перестал делать гимнастику. Общителен - однако до границы, которую сам ставил. Даже перед очень близкими людьми раскрывался не до конца, что выяснилось гораздо позже, когда разобрали его домашний и служебный архивы. Работал на износ, до последней минуты.
Поднялся из-за стола, видно, почувствовав себя плохо, и упал. Нашли его только два дня спустя.
Он никогда не спешил в делах, вернее, не суетился, потому что, кажется, испытал и пережил все - успехи и провалы, отчаяние и счастье, любовь и дружбу, верность и предательство, - ни от чего не открещиваясь. По натуре крайне эмоциональный, нервный, он, вероятно, когда-то раз и навсегда заставил себя "держаться в струне". В конце восьмого десятка помнил в деталях - и что было давным-давно в Фиуме, и что произошло год, десять лет назад на заводе или в министерстве. Разговаривая, всегда следил, понятно ли он высказывается, не потерял ли собеседник нить рассуждений.
На заре "новой эры". В его доме среди множества предметов - молчаливых свидетельств прошлого - обращали на себя внимание две фотографии под стеклом на стене. На одной - молодой, гордый аристократ Роберто в энергичном байроновском полуобороте, на другой - он же лаццароне, деклассированный элемент в Италии, жалкий, не опасный, а скорее даже полезный для новых хозяев страны. Это были неплохие маскировки, но даже они не помогли. Полиция в конце концов все же напала на след диковинного барона, то возникавшего в разных местностях, то вдруг исчезавшего, ниоткуда вроде бы не уезжая.
И в 1923 году Бартини эмигрировал через Германию в Советскую Россию, в Петроград. Программу для Роберто составили жесткую. В Москве его ждали делегат от КПИ в исполкоме Коминтерна Антонио Грамши и Ян Берзин из Разведуправления РККА, где нужны были свежие сведения о белоэмигрантских организациях в Европе, в странах, где Бартини побывал по дороге в порт Штеттина.
Фотографии из папки с надписью "1923 год": Москва, зима. Старый дом в Мерзляковском переулке, ныне снесенный, - общежитие Реввоенсовета, комната более чем скромная. Убогость жилья не пугала Роберто, в Италии он жил и в ночлежках. Тогда ему было 26 лет. Что произошло за эти годы, он вскоре изложил в автобиографии, вступая в РКП(б). Родился.
Семья. Отец, которого Роберто любил и уважал как человека достаточно прогрессивного. Один из переданных сыну отцовских идеалов - во всех, без малейших отступлений, отношениях с людьми ни при каких обстоятельствах не пользоваться привилегиями, если ты их не заслужил.
И решать, заслужил ты их или нет, - не тебе. Далее в автобиографии: окончил гимназию, был определен в офицерскую школу, на русском фронте попал в плен к казакам Брусилова, в плену стал социалистом.
В 1920 году репатриирован в Италию. Из-за своих сформировавшихся политических взглядов к богатому отцу не вернулся, уехал в Милан, стал рабочим, был принят на заочное отделение политехнического института. В 1921 году вступил в компартию, после захвата власти фашистами ушел в подполье. На всю дальнейшую жизнь усвоил: партия - не учреждение.
Революционная партия - это добровольный союз единомышленников, готовых идти на любые жертвы в борьбе за установление социальной справедливости: в старом обществе человек богат тем, что он сумел отнять у других, в новом - тем, что дал другим. Чем больше даст каждый, тем больше будет у всех. Для победы нового общества решающее значение имеет рост самосознания народа, экономических возможностей государства и его военной силы, интернациональной солидарности людей труда. Начало всего этого Бартини увидел, как он долго впоследствии полагал, именно в Советской России. Нематериальная сила. Экспериментальный истребитель "Сталь-6".
Авиаконструктор С.
Ильюшин спросил однажды дипломников в Академии имени Жуковского: что же нужно конструктору - какие субъективные качества - для появления идеи замечательной машины. - Знания нужны. Личный опыт, пожалуй. Хотя самые опытные люди - старики, а конструктор, раз уж ему суждено, должен выходить в главные годам к тридцати, от силы к сорока. Еще - интуиция, умение подбирать помощников.
Настойчивость, упорство. - Понятно, - ответил Ильюшин.
- Только ведь все это нужно и хорошему директору, и бухгалтеру, и артисту. Но других соображений у дипломников не нашлось. Тогда авиаконструктор рассказал им, как в 1948 году, освободившись из шараги, Бартини приехал к нему, на 240-й завод, которым руководил до ареста.
- При его появлении у меня в кабинете некая сила буквально выхватила меня из кресла. "Роберт, - говорю, - садись сюда - это же твое место!" Не сел, понятно, только улыбнулся. И вот спрашивается: что это за сила такая? Материальная? Вряд ли.
Почему-то Бартини, например, никогда не чувствовал голода, не ощущал времени, несмотря на то, что дома у него на столе всегда стояли еда и часы. Даже жажды не чувствовал. Как-то на работе упал в обморок. Прибывший врач определил, что у главного конструктора организм обезвожен.
Страха он, видимо, тоже не испытывал, исключая, наверное, единственный случай. Его привезли из шараги на Лубянку, к самому Берии, докладывать о работе. Берия его выслушал и дежур-но спросил, есть ли у него какие-либо претензии. - Есть. Меня осудили ни за что, держат в тюрьме.
Берия встал из-за стола и пошел к арестанту почему-то не прямо, а по дуге, мимо десятка присутствовавших полковников и генералов. Те напряглись. Наверняка, подумал Бартини, сейчас будет плохо: "А-а-а, тебя взяли, так ты же еще и не виноват. " - и почувствовал противный холод в груди. Берия уставился ему в глаза. - Бартини, ты коммунист.
- Мы знаем, что ты не виноват. Но в какое же ты положение хочешь поставить партию? Предположим, мы тебя сейчас отпустим, что нам скажут враги? Скажут: вы его посадили ни за что и ни за что отпустили. Нет, Бартини.
Ты сначала сделай машину, и после этого мы тебя не только отпустим как искупившего свою вину, но еще и орденом наградим. Как-то после войны руководство Минавиапрома переругалось, обсуждая сложный технический вопрос. Спорили, пока слово не взял знаменитый Александр Сергеевич Яковлев: "Что это мы тут шумим? У нас же есть Бартини - вот и поручим проблему ему! Уж если он ее не решит, значит, она принципиально нерешаема.
". Впоследствии Александра Сергеевича спросили, так ли было дело. И если так, то почему о Бартини мало кто слышал из рядовых граждан? Авиация ведь - дело особое, а потому и интерес публики к ней особый! Яковлев тогда предложил приехать к нему, чтобы побеседовать спокойно, только предварительно созвониться.
Звонили. Несколько раз. Трубку брала вежливая секретарша, спрашивала, кто звонит и откуда.
Отходила и, вернувшись, сообщала, что генеральный еще не приехал. Или уже уехал. Нежелание Яковлева говорить о Бартини, тем более говорить в похвалу, объяснимо тоже примерами. В своих воспоминаниях и в сборнике "Развитие авиационной науки и техники в СССР", вышедшем в 1980 году, он пишет, как в конце войны был поставлен и дважды обсуждался вопрос, не следует ли хороший дальний бомбардировщик Ер-2 переделать в пассажирский экспресс, "приспособить его"? Участники обсуждения, в их числе Яковлев, высказались против: надо не "приспосабливать", а разработать специальный пассажирский. Слава победителю. 12-местный пассажирский самолет "Сталь-7". Кто же еще, кроме Яковлева, обсуждал вопрос о Ер-2, а главное, кто его "поставил"? Оказывается (но об этом в сборнике ни слова), вопрос поставил и предложил обсудить Сталин.
Будто не знал, что еще до войны бомбардировщик Ер-2 был переделан Бартини из рекордной пассажирской "Стали-7". И назывался он сначала ДБ-240. Следовательно, ничего тут не требовалось приспосабливать, надо было просто восстановить, что получилось бы быстрее и дешевле. Главный маршал авиации А.
Голованов также говорил, что лучшим нашим дальним бомбардировщиком в начале войны был бартиниевский ДБ-240, и очень сожалел, что машин этих было мало, штук 300 всего. Да и те быстро исчезли, загубленные непрошеными усовершенствованиями. Причем Яковлев тогда был замом наркома авиапромышленности, то есть наверняка одобрил "усовершенствования". Когда "Сталь-7" (основным конструкционным материалом этого самолета была сталь, а не дюраль) до войны готовилась к рекордному перелету, Бартини как раз арестовали, объявив шпионом Муссолини. Общее собрание в ОКБ, естественно, горячо одобрившее действия Лубянки, потребовало сжечь вредительский самолет.
И тогда выступил командир назначенного экипажа Н. Шебанов:. - Ясно, самолет "вредительский". Но вот ты, Коля, крыльевик, - твое крыло сломается в полете? И ты, Миша, шассист, - когда шасси подвернется, на взлете или при посадке. И так далее. Все энтузиасты мигом прикусили языки.
(Имена здесь, понятно, условные). Тогда "Сталь-7" установила рекорд скорости на огромной по тем временам дальности. По этому случаю в Кремле состоялся прием, как тогда было заведено. Сталину представили и экипаж, и ведущего конструктора.
- А кто главный конструктор, почему его здесь нет? (Будто бы и не знал). - Бартини, - выдвинулся Шебанов. - Он арестован.